Что на самом деле определяет поведение и личные качества человека: методы обучения и воспитание или генетическая наследственность? Насколько сильно наши гены влияют на наши предпочтения, убеждения или действия? В этом ролике Станислав Дробышевский, антрополог, кандидат биологических наук, доцент кафедры антропологии биологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова, научный редактор портала ANTROPOGENEZ.RU: эволюция человека из первых рук расскажет, какова роль наследственности в поведении человека и насколько сильно воспитание влияет на нашу жизнь.
«Довольно часто задаётся вопрос: насколько у человека разные особенности поведения обусловлены воспитанием или наследственностью?
Есть сторонники, которые считают, что у нас всё в основном из-за наследственности, другие считают, что из-за воспитания. На самом деле, проблема состоит в том, что никто толком этого не знает. В действительности изучать это крайне проблематично, и с самого начала ставить такой вопрос не очень верно потому, что для начала это нужно узнать.
Как это узнать? Мы не можем провести эксперимент над человеком. Чаще всего это бывают случайные наблюдения, когда у нас так сложились обстоятельства, что мы можем пронаблюдать – получился как бы естественный эксперимент – и посмотреть, связано или не связано. Или надо ставить прямые эксперименты, но их ставить никто не хочет. Самый идеальный вариант эксперимента, когда мы берем пары близнецов, выращиваем их в одинаковых условиях и в разных и смотрим, что получится. На самом деле, экспериментов такого рода довольно много. Когда волей судьбы близнецы оказываются в разных местах и растут в разной среде, а потом мы можем сравнить, насколько они в итоге одинаковые или не одинаковые. И насколько разные и одинаковые условия повлияли на их болезни, характер, предрасположенность к какой-то деятельности, профессии и ещё к чему-нибудь. Но, если мы ждем, когда оно так получится само собой, то у нас не будет большой выборки и не будет никакой статистики. А ставить эксперимент – это не очень хорошо и как-то не очень по-человечески.
Тем не менее такой прецедент был, когда некий врач-акушер как раз с этой целью (он считал, что всё обусловлено сугубо воспитанием) разделял пары родившихся близнецов. Матери он говорил, что один умер, а сам отдавал его на воспитание в совершенно другую семью. Причём специально подбирал семьи таким образом, чтобы они были как можно более разные. Он считал, что воспитание возобладает, и они там будут разные, и довольно долго, лет 20, этим занимался. В итоге его повязали и посадили в тюрьму, а близнецы-то остались. И вдруг неожиданно выяснилось, что по некоторым параметрам они таки реально очень сильно похожи. Не только по внешности, а именно по характеру, по усидчивости, успеваемости в школе, по тому, какие профессии они выбрали в жизни, и это при том, что жили они в разных условиях. И это, наверное, единственный такой прецедент, сделанный как бы с научной целью, но человеком низких моральных качеств, за что он, собственно, и сидит, наверное, до сих пор.
Выяснилось, что наследственность действительно влияет. Вопрос только в том, как понять, как она влияет. У нас есть полный геном с одной стороны, 3 миллиарда нуклеотидов, а, с другой стороны, то, что я, например, стал антропологом – записано ли это у меня в генах? Нет никакого гена выбора антропологии как вида деятельности или, например, гена тракториста. Не бывает такого. И понять, как гены, которые на самом деле кодируют синтез белков или количество этих белков, превращаются в то, что я хочу рисовать или петь, никому совершенно не известно.
Иногда пытаются что-то такое сопоставить с животными. Когда, допустим, смотрят: вот там есть группа павианов, вот они так-то себя ведут, у них есть иерархия и всё такое, а вот, значит, человеческий коллектив, и вот в нём тоже есть нечто похожее. Это может быть армия, тюрьма, футбольные фанаты, научные сотрудники, школьники или ещё кто-нибудь. И вот смотрят, насколько они похожи. Но это разные виды, у нас не те же самые гены, что у павианов. Мы можем, конечно, поставить эксперимент на макаках, и, в принципе, с ними делать всё не так страшно и посмотреть, как там: есть взаимосвязь генетики и какой-то деятельности или нет. Но насколько это соотносится с человеком совсем не очевидно, потому что всё-таки мы не макаки и не павианы, и сопоставить это напрямую практически невозможно.
Сам вопрос изначального разделения врожденного и приобретенного не вполне корректен, потому что для того, чтобы реализовалось что-то приобретенное, нужно, чтобы была возможность этой реализации заложена в генах. То есть чтобы я мог научиться хорошо рисовать, у меня должны быть для начала нормальные глаза, чтобы я мог видеть, и чтобы у меня была хоть какая-то конечность, чтобы держать кисточку или карандаш в руках. Это обязательное условие. И в генах должно быть прописано, что у меня есть глаза и руки, ну или ноги хотя бы, хватательные притом и с пальцами. Если этого нет, то я рисовать не смогу.
Вместе с тем, должно быть какое-то соответствующее окружение. Если, например, у нас такое общество, где запрещены песни: допустим, какая-нибудь религиозная секта, где запрещено петь, нельзя. Тогда даже человек, родившийся с врожденными гениальными способностями к пению, не будет петь потому, что он, если и попробует, ему настучат по голове, а, скорее всего, он даже и не попробует, потому что у него не будет просто примеров перед глазами/ушами. Он никогда не увидит и не услышит поющего человека, он этому не научится.
То есть наших потенциальных способностей в теории гораздо больше, чем мы реализуем. Любого папуаса из гор Новой Гвинеи можно научить писать. Это не значит, что у него есть какой-то ген письма, потому что ни один из предков этого папуаса, начиная с проконсулов и австралопитеков, никогда в жизни не писал. Не было письменности ни в Африке, ни по пути в Новую Гвинею, ни на самой Новой Гвинее – никогда ни разу ни один предок не писал. Но мы можем взять этого папуаса и научить писать, то есть потенциальная способность у него есть.
Это не значит, что бог вложил нам в гены способности, чтобы потом их как-нибудь реализовывали – это значит, что наш мозг устроен крайне сложно, и он может реализовывать новые возможности, которых до этого в природе не было. Этим мы, собственно, и замечательны. Потому у нас и такая культура, и развитая цивилизация. Мы можем создавать что-то новое, чего доселе ещё не было. В том числе и письменную речь, поэзию, архитектуру, художественное искусство, театр и много чего ещё. Но при этом какие-то предпосылки в нашем мозге для этого всё равно должны быть.
Вот летать, например, мы не можем: у нас нет никаких физических предпосылок, для того чтобы летать. Мы тяжёлые, жирные, крыльев не хватает и поэтому искусство кувыркаться в воздухе нам не вложено в голову, потому и не получится. А вот прыгать на канатах и по веткам – это сколько угодно. У нас есть легкая атлетика, где легкоатлеты реализуют те программы, которые были у каких-то там предков в виде макак, проконсулов и много кого ещё.
Ну, макаки не были предками, но кто-то похожий на них, скажем, египтопитеки, которые скакали по ветвям. А ту же самую способность можно реализовать не только в виде прыгания по искусственным веточкам, а можно ещё сделать балет или балет на льду. Никакие обезьяны на коньках не ездили, но тем не менее хорошая координация движений в нас заложена, и мы можем ездить по льду на коньках.
В итоге получается, что любое приобретённое должно основываться на чем-то врождённом, а врождённое может реализоваться только, если есть соответствующее окружение. Одно без другого не работает. Поэтому изначально разделять понятия «врождённое» и «приобретённое» не вполне корректно. Но человеческое мышление так устроено, что нам всё-таки хочется какой-то четкости. То, что я правша – врождённое, а то, что я антрополог – приобретённое. Потому что в современной европейской культуре есть такая наука – антропология, есть вуз МГУ, там есть кафедра антропологии, и вот туда можно пойти учиться и стать антропологом. Вот я стал. А, скажем, мой прадедушка, живший когда не было кафедры антропологии, наверное, не мог стать антропологом в принципе потому, что тогда не было где можно было ему научиться антропологии.
Поэтому изучать подобный вопрос крайне сложно и разделить это принципиально нельзя, но тем не менее хочется. Поэтому исследования в этом направлении все ещё продолжаются и будут продолжаться, пока мы не поймём, как наши гены реализуются в нашем поведении. Пока это тёмный лес. И если Вам кто-то будет говорить, что вот Вы такой-то потому, что это у Вас прописано в генах, всегда подумайте, что ген – это цепочка нуклеотидов, которая состоит из аденина, гуанина, цитозина и тимина, и всё. И там написано, какой будет белок. А то, что там записано какое-то поведение – это ещё вопрос на миллион. Когда это узнают, мы сможем выращивать людей по заказу, делать гениев, поэтов, кого угодно, но до этого ещё пока далеко.»